В этом рассказе вы можете найти: фетиш экзекуция по принуждению мастурбация
Познакомился Стас с ней на некоем специфическом региональном сайте вопросов и ответов, чем-то напоминающем небезызвестные Ответы.Мэйл.Ру, но, в отличие от них, существующем в отдельном доменном пространстве одной из республик бывшего USSR. Вследствие описанной специфики ресурса, собиравшаяся на нём аудитория была весьма невелика, ну а наиболее активных участников проекта вполне можно было пересчитать по пальцам.
Желание, впрочем, возникало у кого-либо редко.
Кем она была?
Поначалу для Стаса — просто одной из девчонок, чьи аккаунты ему нравилось подолгу вдумчиво изучать. Так же, как и на Мэйл.Ру, описанный выше виртуальный ресурс позволял не только задавать вопросы и давать ответы, но и переписываться между собой, вести онлайновые дневники, а также публиковать собственные фотографии.
Чем же она привлекла его внимание?
Вопросами.
Здесь, наверное, следует совершить небольшое отступление в сторону и аккуратнейшим образом расставить все точки над «i». Будучи обычным современным парнем, Стас, конечно, уделял толику внимания порнографическим литературным сайтам, включая и зачастую содержащиеся там рассказы рубрик «По принуждению» и «Экзекуция», но до определённого момента он всегда полагал описываемые в них женские типажи заведомо вымышленными. Проекции озабоченных фантазий воспалённого мужского мозга — что тут ещё скажешь?
Тем необычней было при изучении аккаунта некоей юной леди вдруг обнаружить изредка задаваемые ею вопросы не вполне невинного содержания.
О нет, сформулированы они были вполне благопристойно. Собственно, как иначе? Иначе б модератор снёс их.
И задавались они ею лишь время от времени, густо перемежаясь вопросами вполне обычного рода.
Под настроение.
«Следует ли Благородной Даме уметь терпеть боль?»
«Вы бы согласились иметь отношения с девушкой из строгой семьи, в которой практикуются телесные наказания?»
«Желание испытать боль ради любимого — нормально ли это?»
И ещё около десятка подобных вопросов.
Всё это столь совпадало со стереотипными шаблонами из определённых порнорассказов — про «девушку, которую в детстве чересчур строго воспитывали и которая стала возбуждаться от отцовского ремня» — что Стас даже заподозрил неладное.
Виртуал?
Приблизительно так ему поначалу и подумалось, мысль сия была вполне уместной в наше циничное время. Однако пристальное изучение фотоальбома позволило Стасу узреть светловолосую растрёпанную девчонку, на некоторых фотографиях как будто слегка заплаканного, но при этом парадоксально счастливого вида, причём фотографии эти — весь его постыдный многолетний опыт исследователя разных фотоальбомов говорил об этом — имели отнюдь не целлюлозно-журнальное происхождение.
Фотографии эти были отчётливо домашними, изображая одну и ту же девушку в разных интерьерах и разной косметике.
Одна из фотографий вообще поразила Стаса, будучи всё-таки максимально близкой к журнальным образцам.
Полуосвещённое помещение.
Роскошная блондинка с подведёнными помадой губами и ласковым взглядом.
Чёрное платье и прозрачно-тёмные колготки.
Эта вот прекрасная девушка хочет, чтобы край её восхитительного платья приподняли, чтобы её великолепные бёдра и непревзойдённые ягодицы исхлестали тонкими прутьями? Эта вот фея из пубертатной фантазии однажды позволит или уже позволяет кому-то наносить кончиком розги удары по интимнейшим её местам?
Не удержавшись, Стас ей написал.
Вряд ли стоит говорить, что именно. Стоит заметить лишь, что несколько коротких строчек несли в себе ноту сдержанного восхищения, восторженного возбуждения и боязливой надежды.
Ответ её содержал в себе снисходительное понимание — впрочем, лишь намёком, — и при этом прохладную осторожность.
Откуда ей знать, кто её собеседник?
Вдруг разоткровенничавшись — в припадке отчаяния, видать, — Станислав признался, что внешне и по сути не представляет собой совершенно ничего особенного. Чуть позже добавив, как бы в жалкой попытке компенсации сказанного, что зато готов абсолютно на всё — если у неё есть какие-либо невероятно грязные фантазии, которым бы она никогда не рискнула подвергнуть своего парня или вообще кого бы то ни было, то на нём, дескать, можно экспериментировать смело.
Неизвестно, повлияло ли на неё видение столь «многообещающей» перспективы.
Продолжая общаться в слегка осторожном и как бы даже застенчивом тоне — словно это не она размещала упомянутые выше вопросы — собеседница нерешительно назвала ему пространственно-временные координаты.
Место и время встречи.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Звали её, как выяснилось, Настей.
Внешность её оказалась не особо отличающейся от увековеченного в памяти Стаса. Блондинка со слегка вьющимися золотыми волосами — и парадоксальными грустно-счастливыми глазами, выглядящими точь-в-точь так, как если бы плачущую девчонку кто-то сумел вдруг на миг рассмешить или как если бы она сама заставила себя улыбнуться через силу.
Признак смущения?
В первый момент девушка как будто действительно слегка оконфузилась, найдя Стаса глазами в оговоренном месте на перекрёстке улиц и не обнаружив в нём ни мускулистого атлета, ни хрупкого романтичного юношу.
Секундой позже, однако, она подошла и тихо поздоровалась. Ей вообще было свойственно говорить тихо.
Голос её при этом звучал странно; казалось, будто она умирает не то от стыдливого смущения, не то от сдерживаемого смеха. Удерживаемая ею на лице неестественно широкая улыбка только что ошпарившегося кипятком человека — улыбалась она, впрочем, одними губами, но Станислав не обратил на это особого внимания, так как никогда не считал голливудский стандарт улыбки обязательным, — лишь усугубляла двойственное впечатление.
Интересно, все мазохистки таковы?
Мягко держа его за руку, она вела его в неизвестном ему направлении по неизвестной ему улице.
— Скажи, — негромко произнесла она после длительного взгляда на него, как будто наконец на что-то решившись. — Какие фантазии... такого плана у тебя есть?
Стас посмотрел на неё.
— Ну, вот... — она чуть-чуть замялась, — что бы ты хотел... сделать с девушкой?
Ладонь Насти в его руке на миг слегка дрогнула. Словно паникуя. Если уж даже он сам не совсем доверяет ей, то насколько должна нервничать она, совсем юная ещё девушка, судя по паре вопросов, до сих пор жёстко зависящая от одобрения и неодобрения родителей, ведя в своё логово совершенно незнакомого парня с неизвестно каким содержимым ума и поверяя ему свои запретные тайны?
Стас успокоительно скользнул своими пальцами по её пальчикам. Что бы придумать?
Не то чтобы у него в голове не было фантазий. Но какая из них может хотя бы немного впечатлить девушку, фантазирующую на эти темы гораздо дольше Стаса, в то же время не создав у неё впечатления излишней психопатичности собеседника?
— Ты не обидишься? — тихо спросил он, пытаясь попасть ей в тон. — Ведь некоторые мои фантазии никогда даже и не думалось всерьёз воплощать. Поэтому они получились слегка... без тормозов.
Ладонь Насти чуть сжала его собственную.
— Не бойся.
Получив эдакий карт-бланш, он немного воспрял духом.
— Иногда я фантазирую, — тут Стас неловко сглотнул слюну, — о том, чтобы заключить девушку в оковы. Но не просто заключить, а чтобы она при этом была совершенно обнажена и чтобы цепи проходили через её соски, через ложбинку между грудями... а также — между её ног. — Он старался говорить медленно, тщательно отделяя каждые несколько слов друг от друга. — Чтобы цепи были чуть ржавыми, шершавыми от ржавчины... и туго натянутыми вокруг её тела. Чтобы малейшее движение тела девушки... или чей-то грубый рывок за отходящие в сторону концы цепочек... причиняли ей боль.
Настя чуть замедлила шаг. Пытаясь на ходу всмотреться в её черты лица и определить хоть как-то её реакцию, Стас сам снизил темп едва ли не сильнее её.
— А дальше?
— Завязать ей глаза. — Он немного помолчал. — Дразнить её подёргиваниями ржавых цепочек, чтобы она, не видя ничего, в то же время заходилась от боли... и от удовольствия... чувствуя, как цепи впиваются в самые деликатные её места.
Краем глаза он зорко оглядел окрестности. Хорошо всё-таки, что сейчас поздний вечер и пешеходов на улицах мало.
— Дёргая и отпуская цепь, натягивая и ослабляя, довести её... почти до самого предела напряжения. Почти к самому кульминационному мигу... Натянув цепь вновь, дразня с бешеной силой её плоть... сорвать с глаз девушки повязку. Позволив ей увидеть, — Стас облизнул губы, — что она находится и находилась большую часть всего этого времени прямо перед открытым окном, с широко распахнутыми шторами. Продолжая при этом поддразнивать её плоть... не внемля её широко распахнутым глазам и стоящим в них слезам...
Стас замолчал, спохватившись. Всё, теперь она точно посчитает его психопатом.
Рука Насти в его ладони вспотела.
— Прости, — поспешно сказал он.
— Скажи, — внезапно произнесла она после некоторого молчания, не отвечая ни словом на попытку принесения извинений. — А ты бы мог... то есть, ты бы хотел... ну... — Она сбилась и вновь на непродолжительное время замолчала. Кажется, даже чуть-чуть покраснев, хотя лёгкий румянец и без того выглядел постоянно присутствующим на её щеках. — Сделать это со мной?
Стас посмотрел на Настю, красивую девушку, пылающую стыдливо-сладкой пунцовой и идущую чуть впереди него.
Представил себе её нагой и в цепях...
— Очень.
Сжав слегка напоследок его ладонь, Настя выудила свою руку из его и развернулась к обшарпанной коричневой двери заброшенного подъезда. Судя по архитектуре, здание, которому принадлежал подъезд, было явно старинным, но его не реставрировали по меньшей мере со времён Петра.
Пальчик Насти коснулся нескольких кнопок кодового замка.
Квартира на третьем этаже, куда Станислава привела его проводница, также носила все черты старинной архитектуры с вытекающими отсюда последствиями в виде высоких потолков и просторных хорошо освещённых комнат. Судя по тому, как Настя замерла тревожно на миг у порога и как привольно пригласила Стаса внутрь несколькими мгновениями спустя, квартира эта отчасти принадлежала её родителям, но родители её в настоящий момент благополучно отсутствовали.
Первая же из комнат, где они оказались, показалась Стасу похожей на оранжерею.
Столько в этой комнате было дневного света — хотя и проходящего через разнообразные виды хранящего приватность полупрозрачного тюля на окнах. Столько в этой комнате стояло на полу, на столах и даже на паре стульев горшков с растениями.
Причём растения были крупными.
Настя встала прямо перед горшком с растением, показавшимся Стасу похожим на крапиву. Косвенно подтвердив его догадку, она дотронулась пальчиком до одного из его острых листиков и сразу же отдёрнула пальчик.
Повернулась к нему, со всё той же полустыдливой-полунаслаждающейся улыбкой и тем же румянцем на щеках.
Стас непроизвольно окинул её взглядом с головы до ног.
Её светлые волосы. Её чёрное кружевное платье с белым передником и белыми рукавами, цветовой гаммой своей почему-то чуть напоминающее о школе. Её туго обтянутые золотистыми колготками бёдра.
Её колени, только что занятно-искушающим образом пододвинутые ею одно к другому.
Её ступни в ажурных босоножках.
Настя застенчиво улыбалась, ожидая окончания осмотра.
Застенчиво ли?
— Знаешь, — тихо произнесла она, — чем я люблю иногда заниматься тут, в этой комнате?
В её и без того сложной улыбке, содержащей смущение и странное удовольствие сразу, как будто появилось нечто третье, острая ирония или самоирония над самою собой, рассказывающей практически незнакомому человеку подобные вещи.
Саморазоблачительное наслаждение мазохистки?
— Я подхожу к кусту крапивы и низко нагибаюсь над ним, практически обступив горшок ногами с разных сторон. — Признавшись в этом, Настя облизнула губы. — Приподняв выше платье, я сажусь на корточки, так, чтобы острые листики крапивы чуть-чуть щекотали мои коленки, щекотали... внутреннюю поверхность бёдер. Иногда, наклонившись ближе, я почти обнимаю её стебли коленями... бёдрами... чуть выпрямляюсь и тут же снова нагибаюсь, ощущая, как жгучие шипы царапают... почти вонзаются... в мою кожу...
Рот Стаса невольно приоткрылся.
— Тебя... на этом... ловили когда-нибудь? — пересохшими губами спросил он.
Сам не зная, почему. Может быть, потому что на миг её рассказа ему самому вдруг захотелось оказаться среди ловцов.
Настя едва заметно с той же улыбкой покачала головой.
— Нет. Мне, — она ещё более снизила голос, — иногда самой хотелось... чтобы меня... застукали. Пару раз я... специально... оставляла дверь открытой. Обнимая коленями стебель крапивы... говоря себе, что его флюиды сводят меня с ума и я... сделаю всё, чего эти флюиды от меня потребуют.
Последние слова девушка перед ним почти что прошептала. Он поймал себя на том, что практически не дышит.
— Один раз я, — призналась Настя, почему-то едва заметно прищурившись, — даже расстегнула спереди платье... и почти легла... обнажённой кожей... на обжигающие пламенные стебли. Кончики листьев вызывали дикую боль в сосках, а касания шипов в нижней части стеблей жгли нестерпимым огнём между ног, — Настя сглотнула слюну. — Я полуприседала и полувыпрямлялась, едва удерживаясь от того, чтобы не сдавить бёдра, зажав между ними до хруста искушающий стебель... осознавая при этом, что если кто-то войдёт — мне конец.
Настя немного помолчала, зардевшись.
— Мысль эта просто по-ненормальному завела меня... и я... целиком... сбросила с себя платье. Прижалась к колючим стеблям, обхватила их бёдрами... как шлюха, как сумасшедшая, как ведьма, обхватывающая бёдрами помело... застонала так, что мой стон, по идее, должен был быть слышен на всю квартиру, мысленно уже видя, в каком обличье меня обнаружат... но никто так ничего тогда и не заметил.
Стоящая перед Стасом девушка перевела дух, явно заведясь от своего собственного рассказа.
И эту-то девушку он хотел удивить скучной фантазией о цепях?
Невероятно.
— Тебя действительно требуется наказывать. — Стас не отводил от неё взгляда. — Чтобы воспитать Благородную Даму, необходима физическая боль.
Это он просто процитировал один из её вопросов на интернет-сайте, придав ему утвердительную форму.
Но Настя кивнула.
Чуть переступив с ноги на ногу, так что одно из её восхитительных бёдер, обтянутых золотистыми колготками, слегка потёрлось об другое.
Глядя на них, Стас невольно представил себе, как задирает подол её и без того не слишком длинного чёрного платья ещё выше, обнажая эти великолепные бёдра до самого конца и спустив вниз тончайшую материю золотистых колготок, после чего проходится по ним занозистым пучком крапивы.
Следом представилось, как пук в его руке чуть поворачивается и без всяких скидок на снисхождение и на медицинские резоны входит отвесно в пещерку меж её бёдер.
Как можно сильнее.
— Мне необходима боль.
Взгляд Насти был прям, а почти неугасимая улыбка на лице стала вдруг особо напряжённой, утрированной, словно девушка сознавалась на этот раз в чём-то особенно нелицеприятном.
Стоит ли Стасу пытаться скрыть от её бдительных глаз бугор на собственных брюках?
Нет, определённо нет.
— Мне необходима власть. Чья-то властная рука, которую нельзя было бы ни о чём умолить. Рука, которую нельзя было бы остановить.
Она неотрывно смотрела на него.
— Рука, которой можно верить.
Стас лишь молчал, купаясь в идущих от девчонки эманациях. Ощущения были опьяняющими.
— Знаешь, чего мне... иногда... хочется? — Она опустила взгляд и тут же снова подняла его на Стаса. — Одна из тех грязных фантазий, о которых ты писал в своём письме... то, о чём я часто фантазирую, но никогда никому бы не сказала.
Глаза Насти блестели как два ёлочных шарика.
— Чтобы осуществить подобное, необходимо... доверие.
Молча глядя на Настю, он задался про себя вопросом, что же за фантазию она составила в уме. Что-то невероятно извращённое, вроде совокупления под музыку со всеми тараканами в квартире?
— Никаких... особых заворотов, — шепнула она. Словно прочтя его мысли. — Никаких специальных цепей. Или крапивных стеблей. Всё предельно примитивно. Именно поэтому я бы никому никогда о том не сказала.
Она чуть переступила с ноги на ногу. Пристально глядя на Стаса, облизнула губы.
— Допрос. Пытка пленницы, нагой, прикованной наручниками за руки и за ноги, раскоряченной в непристойной позе. Ты... скажи. Тебе когда-нибудь хотелось этого?
— Да, — с выдохом вылетело из него.
Настя полуобернулась в сторону ближайшего растительного горшка, встав ко Стасу в профиль и поставив мысок туфли на краешек горшка таким образом, что колено её изогнулось.
Проведя рукой по колену до самого края платья, не остановила ладонь и позволила подолу задраться под её действием.
— Применение паяльника, — произнесла она, пряча от него глаза и проводя ладонью по вышеозначенному маршруту ещё раз. — Самое вульгарное, самое пошлое из всех пыточных применений, которое только может придумать мужской мозг.
Есть ли у неё под колготами бельё?
— Минуту. — Стас с трудом оторвался от зрелища. — Паяльник, это...
— Именно.
На её зарумянившемся лице вновь на миг возникла странно-неловкая улыбка — то ли самоирония, то ли стыд, то ли мазохизм — и тут же исчезла.
— Пленница, скованная по рукам и ногам, — нерешительно произнесла Настя, смущённо переплетая пальцы рук между собой. — Нагая, с заклеенным ртом и с включенным паяльником между ног... совершенно беспомощная. Правда, паяльник чуть подремонтирован, чтобы нагреваться медленней обычного.
Настя уронила взгляд и тут же вновь подняла его.
— Ей останется лишь... — она сглотнула слюну, — полагаться на милость палача. С ужасом ощущая свою беспомощность... надеясь, что металл покинет её лоно раньше, чем... в нежных тканях произойдёт ожог или... или обугливание.
От таких перспектив, хотя касающихся и не его, Стасу стало несколько дурновато.
— А как я определю, что происходит?
Кажется, в горле у него пересохло.
— Никак.
Девушка со страдальчески-умиротворённым взглядом смотрела прямо Стасу в глаза.
— В этом и суть. Как извлечь его... не слишком рано... и не чересчур поздно. Тебе можно доверять?
Она взмахнула ресницами.
По голове Стаса прошли мурашки. Ему стало ясно: он имеет дело не просто с мазохисткой, а с самой натуральной сумасшедшей.
Её заводит боль.
Её заводит риск.
Она перепробовала, в рамках этих извратов, вероятно, всё или практически всё. Теперь она ставит на карту никак не меньшее, чем свои внутренние органы, только для того, чтобы завестись от осознания, что вся судьба её в руках у малознакомого чудака.
И пусть она сколько угодно спрашивает «Тебе можно доверять?» — делая вид, что узрела в нём достойную доверия силу, — в действительности её заводит нечто совершенно иное.
То, что ему н е л ь з я доверять.
Стас заглядывает прямо в её сверкающие, подобно двум чуть-чуть подтаявшим сосулькам, серовато-голубоватые очи.
— Как своим глазам.
«Ты ведь желаешь услышать от меня именно это?»
Вновь взмахнув своими очаровательными пушистыми ресницами, одарив его всё той же полусмущённой и при этом уже содержащей некий провоцирующе-искушающий подтекст улыбкой, Настя не спеша обращается к двери. Следуя за ней из комнаты в комнату, Стас поймал себя на том, что не отводит взгляда от её плавно покачивающихся бёдер, словно загипнотизированный, введённый в транс этим мерным покачиванием и прикованный невидимой цепью к этой девушке и к её манящим ягодицам.
Замирает Настя лишь у широкой лежачей деревянной доски с несколькими торчащими из неё в разных местах дуговыми металлическими полукружиями.
Она поворачивается.
Губы её почему-то слегка подрагивают.
— Помоги мне, пожалуйста. — Закусив губу и полуобернувшись в сторону, Настя указывает на молнию.
Потянувшись рукой к язычку и чуть потянув за него, спустя несколько мгновений Стас наблюдает, как прекрасное чёрно-белое платье намекающе школьных тонов неспешно соскальзывает с обворожительного тела девушки, сегодня впервые увиденной им.
Созерцая, как она, полусогнув колени, делает шаг вперёд и выходит из сброшенного на пол платья, как она, полуприсев на корточки, проскальзывает собственною правой рукой под резинку своих золотистых колготок и словно бы в рассеянной задумчивости проводит ладонью по не прикрытой бельём ягодице — чтобы мгновением позже приспустить резинку колготок ниже талии, — Стас вдруг осознаёт, что в этот момент, пожалуй, вполне способен и даже в силах овладеть нагою девушкой в шаге впереди помимо её воли. Осмелится ли она как-то противостоять ему или впоследствии кому-либо пожаловаться на это, учитывая характер только что прозвучавших перед ним откровений?
Тем не менее он как автомат остаётся недвижно стоять на месте.
Настя выпрямляется.
Шаг в сторону низенькой эмалированной тумбочки. Скрежещущий звук выдвигающегося верхнего ящика.
Настя возвращается неспешно к деревянному ложу; глаза её загадочно блестят. В руках её — четыре пары никелированных новеньких сверкающих наручников.
Зачем так много?
Опустив изящную ступню на дальний край четырёхугольного деревянного ложа, обладательница бесподобной фигуры и весьма извращённых фантазий перемещает следом вторую ступню и опускает на явно шершавую прохладную поверхность свои скульптурные ягодицы.
Лёгкий металлический щелчок — и наручник обхватывает браслетом стройную ножку, другим браслетом обхватывая ржавый полукруг, выступающий из деревянного ложа. Следующий щелчок — и та же участь постигает иную ногу, для чего её обладательнице приходится изо всех сил вытянуть ступню в сторону, растянув свои ножки чуть ли не под прямым углом, чтобы наручники смогли соединить её с другим ржавым полукружием.
Только теперь Стас понял, почему доска столь широка и почему выпирающие из неё по углам полукружия так далеки друг от друга.
Со знакомым звонким звуком наручник защёлкивается сперва на дальнем правом ржавом полукружии, затем на её правой руке. Вытянув до предела левую ладонь с последней парой наручников к четвёртой ржавой дуге, Настя смотрит на него.
— Помоги...
Ощущая головокружение, он тем не менее делает шаг вперёд. Чувствуя при этом тепло руки Насти и стараясь не сводить взгляд с её настороженных глаз, последними двумя металлическими щелчками окончательно соединяет её с дугами по углам ложа.
В свою очередь не сводя со Стаса взгляда, Настя облизывает губы. Дыхание её явно чуть тяжелеет.
— Там... — Голос её так тих, что слова еле-еле удаётся уловить. — В верхнем ящике...
Несколько его шагов к тумбе.
Полоска клейкой белесой ленты, в просторечии именуемой лейкопластырем. Миниатюрные аптечные ножнички, предназначенные для последующего разрезания оной.
И паяльник.
Держа в руках вышеперечисленные предметы домашнего быта, Стас размеренными шагами приближается к своей прекрасной пленнице. Та следит за ним затравленным взглядом, видимо, заранее настраивая себя на мысль о пребывании в плену у суперзлодея.
Попытка с приличествующим образу коварством усмехнуться:
— С чего начнём?
Глаза её не просто просят.
Они умоляют.
— Пластырь...
Прямо под её пристальным взглядом — под взглядом скованной по рукам и ногам совершенно нагой девушки — Стас с предельно неторопливым и расчётливым видом отделяет от длинной белой полосы примерно десятисантиметровый отрезок.
Щёлк.
Быстрое движение руки — и липкая полоска белесой ленты заклеивает даме губы. Остаток лейкопластыря отправляется до поры в карман его брюк, так же как и миниатюрные ножнички.
Стас готов был поклясться, что Настя при соприкосновении губ с пластырем как будто сама специально вытянулась ему навстречу.
Смотря ей в глаза, он вслушивается в её вдруг замедлившееся дыхание, переводит взгляд на её мерно поднимающуюся и опускающуюся грудь. Вдруг осознав, что девушка эта находится теперь целиком и полностью в его распоряжении по крайней мере на ближайшие часы, даже если ей не слишком понравится то, что Стас будет с ней совершать, или если она вдруг внутри себя передумает. Мысль эта вызывает странный сладкий озноб.
Безнаказанность.
Чувство это накатывает такой пьянящей волной, что он вытягивает руку вперёд и как ни в чём не бывало по-хозяйски проводит ладонью по её груди.
Вспомнив о мазохистских наклонностях девушки, сильно щипает её за левый сосок.
Настя тяжело дышит, слабо шевеля ресницами; краем глаза он улавливает блеск пота, выступившего на её бёдрах.
Минуту, а пот ли это? И на бёдрах ли?
Через секундное усилие над собой, необходимое, чтобы напомнить себе о возможности и праве совершать над сей Благородной Дамой всё, что заблагорассудится, Стас переводит ладонь с её груди на её трепещущий живот и ведёт руку ниже.
Чувствуя влагу и при этом чуть ли не опаляющий жар в глубине меж половых губок. Ого, а девушка сумела разгорячить себя без помощи электротехнических инструментов.
Чуть-чуть поддразнивает складочки её клитора пальцами. Погружая кончики пальцев вглубь — с любопытством исследователя, едва ли не впервые заполучившего на свой лабораторный стол девушку в столь удобной для трепанационных опытов позе. Погружая — и тут же извлекая. Теребя ими маленькое сладкое уплотнение в складочках плоти. Проводя кончиками пальцев по краям кожаного треугольничка и половых губ.
Настя смотрит на него.
В глазах её — напряжение и будто бы даже лёгкий страх; невозможно понять, настоящая это эмоция или наигранная — во имя пущего возбуждения.
Взгляд её упирается в паяльник в его левой руке.
— Тебе нравится боль, не так ли? — Стас чуть улыбается. Пытаясь казаться похожим не то на Ганнибала Лектера, не то на визиря Джафара. — Что же, ты её получишь. Больше боли, чем могла когда-либо даже себе вообразить.
Игра должна происходить до конца, нравится она ему или нет. Если он разочарует Настю, следующей встречи между ними не будет. Впрочем, сейчас Стас уже заведён настолько, что не может с чистой совестью сказать, чтобы происходящее ему не нравилось.
Он касается металлическим кончиком паяльника, этого странного Настиного фетиша, её роскошных грудей. Настя вздрагивает от прикосновения хладного металла; соски её, и так явно заострённые, кажется, достигают в этот миг ещё большего напряжения. Неторопливо следуя холодным металлом сверху вниз, от ложбинки между грудьми по стыдливо втягивающемуся от металлического касания животику, Стас проводит кончиком технического инструмента по треугольничку клитора.
— Тук-тук.
Пару раз ткнувшись в половые губы, будто бы пытаясь получить приглашение на вход, пару раз описав кончиком паяльника смущённо-нерешительную полудугу вокруг них...
...резким рывком вдруг вгоняет его вглубь.
Настя широко распахивает глаза.
Пластиковая ручка отпущенного Стасом паяльника некоторое время покачивается взад-вперёд — покачивается вместе с самим электроприбором, погружённым в глубины самого сокровенного. Затем с глухим стуком падает на деревянную поверхность меж её невольно раздвинутых бёдер.
Сам паяльник, тем не менее, в основном остаётся внутри.
— Ну-ка, где тут у нас электрическая розетка? — Стас осматривается. — Ага, совсем рядом на полу. Предусмотрительно.
Вгоняем штепсель в контакты. Разогнувшись и развернувшись обратно к ложу, видим, что на рукоятке паяльника загорелась тусклая алая лампочка.
— Превосходно.
Ещё немного, и Стас действительно ощутил бы себя самым натуральным злодеем.
— Excellent.
Не потереть ли ему ладони?
Настя между тем чуть-чуть перемещает бёдра, пытаясь то ли слегка сдвинуть их, то ли слегка раздвинуть, что слабо удаётся ей ввиду её своеобразного положения морской звезды. Немного сгибает колени, тут же разгибая их вновь.
Нерешительно смотрит на него.
В глазах её видится некая внутренняя борьба. С некоторым удивлением Стас замечает на её лбу выступившую испарину.
— Неужели больно? — Изображая притворное сочувствие, он проводит ладонью по её лбу, по её волосам, собирая пот. — Терпи. Благородная Дама должна терпеть боль, не так ли?
Говоря это, он и сам уже не в силах мысленно отделить себя от надетой им маски обходительного палача.
Настя несколько мгновений и вправду мирно лежит; лишь грудь её мерно вздымается и опускается, движимая тяжёлым дыханием. Видимо, боль от паяльника пока была не столь уж и сильной или вообще лишь померещилась ей. Однако мгновением позже из уст её, заклеенных пластырем, вырывается протестующий стон.
Она чуть подёргивается в оковах, согнув и разогнув колени, попытавшись вытолкнуть паяльник из себя.
Протянув руку вперёд, Стас поправляет паяльник.
Может быть, пора его уже вытащить, прекратив игру? Баланс между «не слишком рано» и «не слишком поздно» соблюдён?
Или уже нарушен в сторону второго?
Настя меж тем дёргается в оковах на своём ложе всё сильнее и сильнее, напрягая что есть сил мускулы коленей, на лбу её уже видны крупные капли пота.
Брюки Стаса меж тем, кажется, готовы с треском разорваться на лоскуты от внутреннего давления.
Что это с ним?
Тяжело дышащая, стонущая, раскрасневшаяся, извивающаяся от боли девушка на миг встречается с ним взглядом.
— Мм-м-мм!!...
Не в силах отвести взгляд от её полных страдания глаз, он тянет руку к пластиковой ручке паяльника...
...и, вдруг, неожиданно для себя самого, вместо того, чтобы с предельно быстрой скоростью извлечь его, загоняет его глубже.
В горле Насти звучит совершенно нечеловеческий, больше схожий с животным рыком стон. Конечности её распрямляются до предела, словно стремясь любой ценой отдалить тело от ложа, она фактически делает «трапецию» или «мостик» — или как там называется эта гимнастическая стойка на четвереньках спиной вниз? Спина её при этом выгибается дугой наизнанку, а великолепная грудь оказывается едва ли не под самым носом у Стаса.
Что он делает?..
Рывком углубив в неё паяльник ещё дальше, дёрнув им сильнее, вновь и вновь, фактически насилуя её куском раскалённого металла, свободную руку он непроизвольно тянет вниз, к очагу невероятного напряжения, угрожающего разорвать изнутри синюю ткань синтетических брюк.
Словно при просмотре порновидео.
Только вот сейчас перед ним в муках корчится, помирая от нечеловеческой боли, не специально нанятая порноактриса, а реальная живая девушка.
Р е а л ь н а я.
Ж и в а я.
Осознание это проходит через Стаса электрической искрой, чуть не заставив его выгнуться в судороге вслед за Настей.
Следом за судорогой безумного наслаждения, однако, приходит отрезвляющий холод понимания.
Ужас.
Что же он натворил?
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Словно ударенный током, Стас в панике выдернул паяльник из тела Насти, непроизвольно ожидая увидеть что-то алое, мерзкое и запёкшееся на его металле. Паяльник, однако, просто поблескивал чем-то влажным, словно от погружения в воду.
Спокойно опустившись всем выгнутым секунду назад телом обратно на деревянное ложе, Настя глубоко вздохнула. На губах её — насколько тем дозволял свободу лейкопластырь — появилось что-то вроде горькой улыбки.
Что Стаса, мягко говоря, удивило.
Она теперь, возможно, инвалид до самого конца жизни — и она ещё улыбается?
Глядя на него, она едва заметно двинула левой рукой — и прозвучал лёгкий металлический щелчок.
Стас моргнул.
Дужка наручника на её руке была теперь разомкнута.
Звук нового металлического щелчка освободил вторую руку. Присев, Настя принялась освобождать от оков свои изящные ножки. Получается, она в любой миг могла освободиться благодаря секрету в наручниках?
Терпя при этом дикую боль?
Стас перевёл взгляд на паяльник в своей руке. И, не веря своей мысли, чуть коснулся его пальцем.
Металл был едва-едва тёплым.
Проверка?..
Он перевёл взгляд обратно на Настю, эту гениальную актрису, в настоящий момент как раз освобождающую от пластыря губы. Видимо, взгляд Стаса выражал в достаточно полной мере всю гамму чувств, начиная с желания уйти в монастырь и заканчивая намерением немедленно выйти на улицу и разбить себе голову об ближайший фонарный столб.
Что же сказать вслух, он совершеннейше не представлял.
— Прости. — Больше просто ничего не пришло на ум. — Я пойду?
— Если хочешь.
С той же наполовину горькой, наполовину торжествующей улыбкой на лице Настя сделала пару шагов в сторону, наклонившись за своими золотистыми колготами.
Невольно Стас на миг вновь залюбовался ею.
— Прости. Действительно прости, я...
— Брось. — Грустная улыбка её, словно в гротескной попытке утешить, стала чуть шире. — Было бы удивительным, если бы ты сумел в первый раз удержать себя в руках. И, в конце концов, хуже было бы, если б ты оказался смертельно боящимся причинить девушке хотя бы малейшую боль.
Услышав от неё эдакое, он не поверил своим ушам. Взглянул ей в глаза.
— То есть... ты... я... ты меня прощаешь?
Подойдя на несколько шагов к нему, уже застегнув на себе до конца молнию своего чёрно-белого платья, Настя чуть наклонила голову и коснулась губами его подбородка.
— Знаешь... там, на доске, я представляла себе, будто всё происходит по правде. Ощущения были просто сумасшедшими. Может быть, — сладко выдохнула она, — когда-нибудь я позволю тебе сделать это на самом деле.
Он промолчал в смятении чувств.
Ощущая, что в брюках его вновь начинает пробуждаться уснувшая было сила. Организму его явно хотелось завоевать в полной мере доверие этой девчонки, но не для того ли, чтобы злоупотребить им? Что будет, если она когда-нибудь в далёком будущем доверится Стасу, скуёт себя настоящими цепями и даст ему настоящий паяльник?
Пытаясь отогнать глупые неуместные мысли, но чувствуя при этом возрождающуюся выпуклость на брюках, Стас проговорил:
— Мне неудобно перед тобой. Если б я мог хоть чем-то загладить свою вину. Хоть что-то сделать.
Она пощекотала кончиком носа его ухо.
— Вообще-то, — шепнула она, — у меня есть ещё одна фантазия. Мне бы хотелось проделать с парнем... то же, что ты проделал со мной... тем же паяльником. Но только если ты согласен...
Стас посмотрел сперва на бутафорский паяльник, потом на Настю. Мог ли он отказать девчонке, которую чуть не выжег изнутри?
Не говоря уже о том, что иначе ему никак не завоевать до конца её драгоценное доверие.
Просто необходимое ему.
— Давай.
Настя легко поцеловала его в щеку.
— Пошли.
Она упорхнула в соседнюю комнату. Следуя за ней и невольно удивляясь, сколько же комнат тут оборудовано под прихоти Насти, — хотя пока его глазам по сути предстала лишь одна, комната-оранжерея могла и не иметь отношения к Насте, — Стас увидел нечто наподобие довольно толстой, вертикально установленной и прочно укреплённой пластмассовой доски немного гитарообразного вида с небольшим отверстием в нижней части и несколькими механическими зажимами в разных местах внизу и вверху.
Предназначение доски было очевидным.
Становись вплотную к ней и помещай конечности в специально заготовленные зажимы. Форма доски такова, что тело твоё приникнет аккурат к ней.
Точь-в-точь по контурам.
— Разденься, — Настя облизывала губы, поглядывая на него. Создавалось ощущение переполняющего девчонку странного бодрого мандража.
Чувствуя подкатывающий к горлу приятный комок, Стас снял с себя синюю футболку. Наклонившись, расшнуровал и снял обувь, смущённо вспомнив, что, подобно чукче из анекдота, так и не удосужился снять её после входа в квартиру. Следом освободился от носков. Замявшись, тем не менее он буквально силком заставил себя избавиться от брюк и от нижнего белья.
То, что прежде было сковано тканью плавок и брюк, получило вольную на глазах у Насти.
Стоя босиком на прохладном полу, Стас отвёл взгляд в сторону, отчётливо понимая, что ей теперь открыто не только его состояние, но и все физические недостатки. Хотя и говоря себе, что на такой стадии знакомства внешность уже вряд ли может что-то испортить, он всё же ощущал стыд.
Настя тем временем не спеша подошла к Стасу.
Пальчики её коснулись...
Он чут
Нашли ошибку?
Вы можете сообщить об этом администрации.
Выделив текст нажмите CTRL+Enter